Жесткий ритм жизни, заданный в далеком детстве, еще на заре века, остался с ним на всю жизнь. И даже на символическом отдыхе, который он позволял себе раз или два в год его разум непрерывно анализировал и вычислял. Баланс политических сил Империи, экономическое состояние, непрерывная борьба между буржуазией и профсоюзами, аграрные проблемы, внешние отношения…
Иногда Константин Второй чувствовал себя не человеком, а сложнейшим функциометром, очеловеченной машиной принятия решений. В такие моменты он думал, каково это — не тащить на себе ежедневное, ежечасное бремя решений и ответственности. Каково принадлежать работе и служебному долгу только в определенные трудовым законодательством десять часов в день — ограничение, вырванное с боем и кровью у промышленников Империи после четвертьвековой борьбы.
Последнюю пару лет он стал чувствовать, что явно перерабатывает. Всю жизнь его сопровождали качественное питание по рецептам квалифицированных диетологов, просчитанные физические нагрузки и наблюдение лучших врачей страны. Но все же организм понемногу сдавал, жалуясь о своих проблемах повышенной утомляемостью и трудностями со вниманием и концентрацией.
Константин вновь и вновь задумывался о наследнике, которого у него не было. Задумывался с тех пор, как его жена умерла от скоротечного менингита, унеся с собой в иной, лучший мир их нерожденного ребенка. Вакцину от страшной болезни сумели избавить от побочных эффектов в тот же год, но было уже поздно.
Он резко встряхнул руками, потряс кончиками пальцев над головой, разгоняя застоявшуюся кровь, давая отдых кистям. Пальцы правой все равно сами собой складывались в щепоть, готовые принять стилос — столько ему пришлось сегодня писать. Он потянулся, ощущая спиной твердость «представительского» кресла, более смахивающего на трон, вырезанного из цельного новгородского дуба. Подарок отцу от министра коммуникаций и индустриального планирования Ульянова, «градостроителя».
Я слишком много работаю, подумал он, мне нужен преемник… Как у римских принцепсов, которые выбирали себе соправителя при жизни, терпеливо вводя его во все тонкости правления государством.
События последних двух дней сильно выбили императора, впрочем, как и весь военный и административный аппарат Империи из колеи. Утром состоялось назначенное собрание Государственного Совета с участием всех министров, Лимасова и руководства Генштаба. Государственная машина Империи была неплохо смазана и вполне бодро крутилась, несмотря на разнообразные испытания и сбои, щедро предъявляемые жизнью. Но она была рассчитана на обычные, приземленные проблемы наподобие экономических кризисов, стихийных бедствий, «военных тревог», народных возмущений, правовых коллизий. Администраторы, собранные его волей в зале совещаний при Дворце Министров, не умели бороться с мистикой и бесовщиной. А события последних двух суток поневоле заставляли задуматься о происках нечистого.
Около четверти всего морского грузооборота планеты приходилось на Атлантический Океан, связывающий Евразию и обе Америки мириадами нитей торговых путей и годовым товарооборотом почти на семьсот миллиардов марок.
Конфедеративный Восток с центрами в Нью-Йорке и Чарльстоне, Южноамериканский Анклав с его портами в Порт-оф-Спейне, Джорджтауне и Натале, Британские острова, север Европы и «русское море». Все они составляли символический квинтет, играющий отлаженную экономическую симфонию, в которой место нот занимали тысячи кораблей, день и ночь, год за годом неутомимо отмеряющих миллионы морских миль. Даже когда великие державы становились на грань нового вооруженного конфликта, бег неутомимых морских тружеников не останавливался ни на мгновение. У этого мира было три сердца — Атлантика, Индийский океан, Южнокитайский регион, и с восьмидесятых годов минувшего века никакие разногласия между мировыми титанами не нарушали их слаженной работы, питавшей мировую экономику.
До этой недели, когда Северная Атлантика и Исландия просто исчезли с карты, превратившись в «место, где водятся тигры» — зону ровного «белого шума» радиоэфира и черную дыру, в которой бесследно исчезали корабли и дирижабли.
Нельзя сказать, что Кабинет провел время в бездействии. Ведомство внешних сношений связалось с конфедератами и Пангерманским Союзом, организовав прямую, «горячую» радио- и проводную трехстороннюю линию. Военная и цивильная разведки подняли весь свой аппарат, вспомнив все мыслимые теории и шаблоны угроз, вплоть до «сумасшедшие ученые захватывают мир». Но происходившее не укладывалось ни в одну схему, не имело никаких прецедентов. Министры, военные, все государевы люди были готовы переворачивать небо и землю, если бы только знали, с чем им предстоит встретиться. Но этого знания у них не было.
Не следовало так же сбрасывать со счетов и возможность некой очень хитрой, сложной и многоходовой комбинации планетарных противников Империи. Теоретически, по отдельности все звенья цепи можно было объяснить какими-то целенаправленными действиями и применением новейших технических средств. Но никакие «кунштюки» не могли объяснить главного — масштаба событий и полного отсутствия каких-либо знаков и предупреждений.
Тайна, Magna Misteria.
Впрочем, все сходились в едином мнении — если кто-то и может приоткрыть завесу тайны, то это англичане. Данные разведки, радиоперехват, внешние наблюдения — все источники информации, все «глаза и уши» Империи рисовали картину глобального, всеобъемлющего исхода британских вооруженных сил, стягивавшихся со всего мира в одну точку — к метрополии. Исход этот совпадал с появлением «зоны тигра», как ее уже стихийно назвали в штабах, и в случайное совпадение, разумеется, никто не верил.