Таланов в замешательстве потер лоб. Да, та отговорка и в самом деле была не очень удачной, но Марина выбрала очень уж неподходящий момент для расспросов. Все придуманные заранее объяснения выветрились из головы, он сказанул первое, что пришло в голову. Сказал и почти сразу же забыл, а она, получается, не забыла…
— Я устала — вымолвила она и, наконец, посмотрела ему в глаза. — Я устала оттого, что все идет по одному и тому же кругу, год за годом. Ты понемногу растешь в званиях, но от этого ничего не меняется.
Предупреждая его порыв, замершие на кончике языка слова, она резко подняла руку, выставила вперед ладонь, словно ставя невидимую преграду.
— Нет! — повторила она все с той же интонацией хлещущего кнута. — я все знаю. Ведь я твоя жена. Я знаю все, что ты скажешь. Про долг, честь офицера, патриотизм, будущее с чинами и званиями… Но я не хочу этого слышать. Уже не хочу.
— Неожиданный… разговор, — Виктор воспользовался ее паузой и вставил, наконец, свое слово. — Марин, может быть, стоило все обсудить немного пораньше? Или, давай, позже?.. Сейчас не очень хороший момент…
— Да, конечно, — с горечью произнесла она и, с неожиданной едкой злостью повторила. — Не очень хороший. А какой хороший? Сколько раз я пыталась завести с тобой разговор на эту… об этом? Первый раз — три года назад, когда Савелий Сергеевич предложил тебе оставить службу и продолжить семейное дело, помнишь?..
— Я думал, мы все обсудили, ты все поняла, согласилась… — с растерянностью сказал Виктор, стараясь собраться с мыслями.
— Да, я все поняла… — все с той же горечью и с тем же сарказмом протянула она. — Я ведь всегда все понимала. Но с тех пор прошло время, тебе не один раз предлагали разные другие вещи! — от сдерживаемого волнения ее речь стала чуть сбивчивой. — И снова твои отговорки, шутки и… командировки. Я устала. Я больше не могу.
Она замолчала, молчал и он, не находя слов. Виктор был смелым человеком, решительным командиром, которому не раз и не два доводилось видеть смерть и делать ей козью морду. Но всегда он знал, чувствовал, что за спиной у него дом, семья и любящая жена. То, что он сейчас чувствовал, было схоже с внезапным ударом волны, которая напором миллионов тонн воды сносит прочнейшую плотину. Он видел такое во времена пикового противостояния с бриттами вокруг Родезии.
Было — и в одночасье не стало. Лишь мутная вода и жадные водовороты на месте прочной и надежной постройки.
— Я не хотела откладывать этот разговор, думала, что мы все обсудим еще утром, но дети… — она полностью вернула себе душевное равновесие или хотя бы его видимость. — … Они были так рады, так ждали тебя. Я отложила на вечер. Виктор…
Он видел, что она запнулась, словно потеряв нить рассуждений, заколебалась, подбирая ускользающие слова. Он хотел, было, воспользоваться моментом, вставить слово, постараться разубедить ее, отложить грядущий ультиматум, который уже предчувствовал. Но какой-то древний инстинкт подсказал ему, что Марина слишком долго обдумывала этот разговор, слишком много вложила в него. Если сейчас муж перебьет ее, сломает выстроенный порядок слов, она возненавидит его. И он промолчал, просто слушая.
— Виктор, — повторила она, — Завтра мы уедем на два дня в Оренбург, я и дети. К моим родителям. Когда мы вернемся, ты скажешь… скажешь, что решил. Если ты выберешь свою службу… — она умолкла, обхватила виски, словно выжимая из головы все сомнения, и решительно закончила. — Тогда мы расстанемся. Я готова быть с тобой всегда, во всех испытаниях, пойдешь ты к отцу или начнешь новую жизнь. Пусть даже мелким служащим. Кем угодно. Но я не хочу… Я не буду делить тебя с войной.
Таланов-младший включил газовую плиту и набрал полный чайник воды. Поставил чайник на огонь, по привычке приготовил заварку. Мода на африканско-шустовский кофе шагала по стране семимильной поступью, но в доме Талановых оставались верны традиционному «семейному» чаю. Готовили его тоже традиционно — сам чай, щепоть бергамота и немного разных полезных и ароматных трав, в первую очередь мяты.
Таланов-старший едва ли не плевался от такой смеси, объявляя ее мерзостью пред чайным этикетом и традициями, но дети обожали, называя «бегемотовым чаем», и старик со временем смирился с неизбежностью.
Травы и чай были в наличии, но бергамот куда-то запропастился. Пока Виктор искал жестяную баночку на дальних полках, чайник закипел. В конце концов, Таланов решил обойтись без «бегемота». Он залил заварку кипятком, как обычно — доверху, оставив лишь чуть-чуть свободного места под крышкой, для паровой «подушки». И уже накрыв крышкой, подумал — а зачем так много?.. В этом доме чайник всегда наполнялся доверху, на четверых или пятерых, иногда на троих, когда оба мужчины были в отъезде, и в доме оставалась только женщина и дети.
Но теперь он один, время пересматривать привычки.
Переживать крушения планов ему доводилось не в первой, в конце концов, каждый военный действующей армии знает, что такое сломавшийся порядок операции, но здесь случилось нечто совершенно иное. Как и большинство военных, Виктор был консерватором и не любил неожиданных перемен.
Позавчера, утром среды в его жизни все было замечательно и пасторально. Сегодня, утром пятницы, все… стало иным. Независимо от решения, которое ему суждено было принять — его жизнь уже необратимо изменилась.
Виктор отхлебнул чай. Ароматный напиток пился как болотная жижа, оставляя во рту вяжущий мерзкий привкус, липким комом проваливаясь в желудок. С каким-то детским недоверием Виктор вслушался в тишину опустевшего дома.