Железный ветер - Страница 54

Таланов не читал газет, не смотрел новостник, не отвечал на надрывающийся телефон, и однажды за ним пришли.

Империя мобилизовывала всех своих воинов, поговаривали и о введении всеобщего призыва, и Таланов отбыл к своему батальону, к тому времени переброшенному на юг Польши.

Отдельный аэродесантный батальон насчитывал около двухсот пятидесяти человек, сведенных в три роты, на мотоциклах высокой проходимости и легких бронеавтомобилях. Подобные части предназначались для оперативного решения всех возможных военных проблем империи в любой части света. Перебрасываемые на транспортных дирижаблях «аэробаты» могли сражаться с любым противником самостоятельно, сводимые в бригады и отдельными ротами. Это был «ultima ratio» непрекращающегося соперничества сверхдержав на территории Африки и Южной Америки. Боевой кинжал, который Россия доставала только против самых достойных и серьезных врагов наподобие американских или британских морских пехотинцев.

Но в сражении с Врагом нужен был не кинжал, а лом. Там, где армии Империи, Германии и Франции сходились один на один с британцами, военное счастье склонялось на сторону более многочисленного и умного, как это было испокон веков. Там, где в сражение вступал Враг, исход был предопределен независимо от соотношения сил. Отдельные части специального назначения были идеальным оружием негласной малой войны на территории третьих стран, но в условиях сражений лета-осени пятьдесят девятого превратились в классический чемодан без ручки — слишком слабые и малочисленные, чтобы биться наравне с линейными соединениями.

Отдельный батальон путешествовал по всей Европе — Королевство Польское, Чехословакия, австрийские земли Пангерманского Союза… Часть скользила по кромке линии фронта, готовая вступить в бой и все время перебрасываемая туда, где дела обстояли еще хуже. По железной дороге, автопоездами, своим ходом, расходуя драгоценный ресурс штатного транспорта. Только не дирижаблями и гиропланами — несущий огромные потери аэротранспорт стал слишком ценен.

Каждый день капитан Таланов целенаправленно изматывал себя до предела, чтобы далеко за полночь забыться мертвым сном. Виктор и ранее слыл очень требовательным, хотя и справедливым командиром, теперь же он окончательно превратился в вездесущего призрака. Бледный как покойник, с мертвенным взглядом запавших глаз, обведенных темными кругами, капитан пугал солдат неожиданными появлениями из ниоткуда, от его пронзительного взора не укрывалось ничего, вплоть до плохо смазанного затвора винтовки. Прежде уважаемый командир ныне вызывал ненависть подчиненных, но длилось такое положение дел недолго.

Слухи…

Им не было преград и препятствий. Против слухов оказались бессильны цензоры, полиция и контрразведка. Тайные слова змеились среди городов и поселков, прокрадываясь по улицам, заползая в каждый дом, проникая бесплотными щупальцами в уши, жадные до новостей.

Слухи о битвах и поражениях. О воздушных чудовищах, летающих быстрее звука, извергающих с неба смерть. О ползущих по полям сражений бронированных монстрах, неуязвимых для бронебойной артиллерии. О Врагах, к которым лучше не попадать в плен.

Затем к слухам добавился и личный опыт.

Название города Таланов не запомнил, какой-то промежуточный пункт на пути между Мюнхеном и Саарбрюкеном. Генералы забыли первое правило новой войны — любое крупное скопление войск в тылу очень быстро вызывает налет бомбардировщиков. Транспортная развязка оказалась забита техникой и людьми почти на неделю, непозволительно долгий срок. Таланов какое-то время мрачно взирал на все это, а затем, улучив момент, посоветовал комбату отвести часть подальше. Зимников внял.

Всего лишь одна бомба, контейнерный термобарический заряд из тех, что обратили в пепел Саранск. Ярчайшая вспышка в ночном небе, яростный порыв ветра, в считанные мгновения превратившийся в ураган — миллионы кубометров воздуха устремились в пустоту выжженную взрывом.

Благодаря настороженности капитана трехротный батальон всего лишь стал двухротным, а въедливый и придирчивый капитан вернул уважение бойцов.

* * *

Таланов вышагивал среди мотоциклов, укрытых брезентом. Несмотря на надвигающуюся ночь, рота не спала. В неверном свете переносных фонарей солдаты перебирали несколько машин, сильно изношенных после маршей по дорогам Европы. Кто-то чистил оружие — ритуал заменяющий бойцу молитву и медитацию. Среди негромкого говора, металлического позвякивания, запаха бензина, масла и оружейной смазки Виктор искал что-нибудь, что следовало бы исправить, неполадку, которую следовало устранить, недочет, на который следовало указать.

— Господин капитан, комбат вызывает… Совещание…

Таланов смерил взглядом щуплого лейтенанта, командира минометного взвода, поджал губы. Тот немедля осознал оплошность, подтянулся, заученным жестом бросил к виску напряженную ладонь.

— Господин капитан. Разрешите!..

— Все уже, обратился, — оборвал его Виктор. — Веди.

Лавируя вслед за лейтенантом меж групп людей и машин, Таланов ощутил мимолетный укол совести — маленький тощий офицерик, попавший в гвардию по недоразумению и авралу военной неразберихи, не заслужил такой суровой отповеди. На войне, пусть даже и в тылу, формальности неизбежно сглаживаются. Но совесть успокоилась быстро и легко.

В небольшой будке, похожей на сторожку путевого обходчика, разместилось все командование батальона — сам комбат майор Петр Захарович Зимников и командующие первой мотоциклетной ротой, разведотрядом, бронебойщиками, ремротой и отдельным разведвзводом.