Только бы командиры взводов были на связи, каждая секунда промедления могла стоить жизни всем.
— Есть! — слитно ответили минометчик Луконин и комвзвода-один Горцишвили, и это было чудом.
Взвизгнуло, треснуло, часть остекления кабинета осыпалась водопадом искрящихся в неверном свете осколков, но отсюда открывался слишком хороший обзор и уже не было времени искать новый командный пункт. Серая пелена задымления уже расползалась по улице, первые фигурки пригибаясь перебегали Герцхеймера. Короткими экономными очередями огрызался ДШК. Вразнобой, но достаточно уверенно палили из окон-бойниц первого этажа ребята Крикунова.
Ах, молодцы, порадовался капитан, ну какие молодцы! Все сами поняли.
— Гаязов, ты идешь за первым взводом! — отрывисто командовал он по рации. — Крикунов с третьим взводом — оборону по фронту, прикрывать всех переходящих улицу. Быстро, пока козлы не опомнились!
— Помогайте! — с этими словами Терентьев, уже убравший непонятно куда гранату, схватился за край огромного бюро со множеством выдвижных ящичков с с трудом приподнял его.
Басалаев и один из десантников подхватили гробоподобное сооружение и с натугой перевернули его. Бюро рухнуло, с хрустом дробя стекло на полу, образуя какую-никакую, но защиту.
— Сюда давай! — Терентьев помог связисту перетащить рацию. Таланов перекатом присоединился к ним.
Один за другим ухнули три минометных разрыва, из-за угла дома разрывов не было видно, лишь многократно отраженное от стен эхо прокатилось вокруг.
— Я вниз, — каким-то буднично спокойным голосом, как будто все происходящее было ему привычно и знакомо, произнес Терентьев. — Покажу вашим куда лучше идти по первому этажу.
— Веди выше, — отрывисто, не оборачиваясь, сказал Таланов. — Для обзора и обстрела.
— Нет, со второго этажа новостройка, стены тоньше, а первый — камень, больше метра толщиной. Если за бэтээрами идут танки — будет плохо, — писатель был все так же странно спокоен и рассудителен, укладывая максимум информации в минимум слов. — Сначала занять первый, потом выше,
Виктор не знал, что такое «танки» и «бетеры», но суть понял. Так говорить мог только опытный боец, хорошо знающий, с чем имеет дело. Никак не книжный червь. И мысль — где обычный графоман мог набраться такого опыта — спряталась на задворки сознания, вытесненная более практичной — надо спешить.
— Действуй, — сказал, как отрезал, капитан. — Майор, ты с ним?
Со стороны Герцхеймера слаженно заработали крупнокалиберные пулеметы — противник оправился и перекрывал дорогу продольным обстрелом. А это значило, что второму взводу Гаязова придется очень плохо…
— А как же! — рявкнул Басалаев, перекрывая своим басом перестук вражеских стволов. — Тебе от меня никуда, писака хренов.
— Итого, с нами просто не стали связываться, — подытожил Таланов. — Не отвлеклись даже после потери грузовика и скольких-то там пехотинцев. Слишком спешили прорваться как можно дальше. По Маркса идет бронетехника, пост на улице Гиммельфарба. Мы опоздали буквально на полчаса…
— То есть, теперь мы в общем то во вражеском тылу, — уточнил Терентьев.
— Да, — согласился капитан, автоматически взглянув на часы. Час ночи. Полчаса минуло с той минуты, как взвод Гаязова под шквальным огнем пересек улицу, чтобы укрыться в прочной постройке Рюгена. Опытные солдаты почти без команды и координации спешно занимали позиции, готовясь к отражению немедленного штурма.
Которого не последовало.
Как только гвардейцы прекратили огонь, вражеская колонна продолжила движение, игнорируя приют. В ее хвосте двигалось целых три «панцера», но и они не удостоили десант вниманием. По-видимому, батальон и его активность интересовали «панцершпиц» (или что это было) лишь постольку, поскольку отвлекали от основной цели — стремительного продвижения вперед. Помеха исчезла, и бронегруппа пошла дальше, бросив догорающий грузовик и нескольких покойников.
Решив первоочередные вопросы — организацию дозоров и распределению секторов обороны, Таланов собрал блиц-совещание в бывшем аптечном складе, квадратной комнате с шеренгой пустых стоек-витрин сдвинутых к стенам. Несколько ящиков поставленных один на другой образовали импровизированный стол, за которым на тех же ящиках расположились командиры гвардейцев и обитатели приюта. В соседней комнате потрескивала рация, и связист монотонно повторял на трех языках позывные. В зале через коридор лязгал инструментами и вполголоса ругался батальонный хирург.
— А почему сидим здесь? И отчего не притащить нормальную мебель? — поинтересовался вдруг Басалаев.
На него посмотрели с удивлением и даже с толикой опаски — не тронулся ли майор умом от всего происшедшего.
— Здесь самое безопасное место, — вежливо просветил Терентьев. Он сидел, как ни в чем не бывало, впрочем, и пленять его уже никто не собирался. — Почти сердцевина здания, капитальная постройка.
— Хотя бы стулья принесли, — по-прежнему неодобрительно сказал Басалаев.
— Да вот как-то само собой сложилось. Нам тут сидеть особенно не приходилось…
Старика с тонзурой звали отцом Сильвестром, его официальной должности Таланов так и не понял, но уяснил, что священник был кем-то вроде управляющего приютом и больницей, решая организационные вопросы не касающиеся медицины. Толстяк похожий на грустного сенбернара именовался Губертом Цахесом и тоже относился к работникам приюта, что-то по хозяйственной части. Здоровенный мужик с дробовиком называл себя Францем, он был сторожем. Помимо них и Терентьева в приюте имени Рюгена укрылись еще три женщины, по-видимому воспитательницы, а может, монахини, Виктор не разбирался в нюансах культа и не видел нужды забивать голову бесполезным знанием.